Евг. Шиховцев

Eug. Shikhovtsev

Посвящается выдающемуся нумизмату, историку, философу, знатоку спецслужб, а также во многих иных отношениях замечательному человеку, Юрию Александровичу Лебедеву в день его 75-летия.

Это фото (кликабельное, как и большинство иллюстраций ниже) он прислал мне на 31 декабря 2022 года.

Dedicated to the outstanding numismatist, historian, philosopher, intelligence expert, and also in many other respects a wonderful person, Yuri Aleksandrovich Lebedev on his 75th birthday.

He sent me this photo (clickable, like most of the illustrations below) on December 31, 2022.

Ложные монеты Наполеона IV

Fake Napoléon IV's coins

Приближаясь к завершению розысков, касающихся одного французского писателя, переводчика и, вероятно, тайного агента полиции 1880-х годов, я в одной книжке в Гугл-букс нашёл историю о ложной монете 1870-х годов, сфабрикованной неким корыстолюбцем, который сбывал её доверчивым нумизматам как пробный чекан от имени сына свергнутого в 1870 году Наполеона III.

Вероятно, я бы просто поделился этим курьёзом с моим давним знакомым, известным нумизматом Ю. А. Лебедевым, и всё. Но, обнаружив, что эта монета (вернее, как оказалось, серия монет, о чём подробнее расскажу ниже) до сих пор примерно с таким же подтекстом, как у того корыстолюбца, продаётся по сопоставимой цене (100 франков за штуку в 1874 году и 2–3 тыс. евро сегодня), я рассердился и решил вынести историю на публику. Оттого же и публикую на двух языках.

Approaching the end of the search for a French writer, translator and, probably, secret police agent of the 1880s, I found in one book in Google Books a story about a false coin from the 1870s, fabricated by some self-interested person who sold it to gullible numismatists. as a test coin in the name of the son of Napoleon III, overthrown in 1870.

I would probably just share this curiosity with my old friend, the famous numismatist Yu. A. Lebedev, and that’s all. But, having discovered that this coin (or rather, as it turned out, a series of coins, which I will discuss in more detail below) is still with approximately the same connotation as that of that self-interested person, sold at a comparable price (100 francs per piece in 1874 and 2–3 thousand euros today), I got angry and decided to make the story public. That’s why I publish in two languages.

Анри-Жюстин-Эдуар Дантю (1830–1884), офорт работы Louis Le Nain

Henri-Justin-Édouard Dentu (1830–1884), etching by Louis Le Nain

Вид книжного магазина Дантю в Орлеанской галерее (Пале-Рояль) в 1829 году.

View of the Dentu bookstore, Orléans gallery (Palais-Royal) in 1829.

Книга, где рассказана эта история, была издана в конце ноября 1881 года без указания авторства книгоиздателем и книготорговцем в третьем поколении Эдуаром Дантю (в 1884 году он на 54-м году жизни умрёт от рака печени – слишком любил застолья со «своими милыми писателями») под названием «Vingt ans de police; souvenirs et anecdotes d'un ancien officier de paix» («Двадцать лет полиции; воспоминания и рассказы бывшего офицера правопорядка»). Продавалась она по 3 франка.

Звание «officier de paix» или «officier de la paix» в тогдашней Франции носили офицеры полиции чином ниже комиссара, но с полномочиями, отчасти равными полномочиям комиссара. В русском языке устоявшегося специального перевода этого звания нет (я думал о варианте «субкомиссар полиции», но отверг), а в дореволюционных источниках мне попадались то забавное «Мирный Офицер»,* то явно неудачное «квартальный»,** то слишком общее «офицер полиции».*** Поэтому буду здесь пользоваться выражением «офицер правопорядка», хоть и тоже не слишком удачным. Современные англоязычные авторы используют слово «капитан» (Captain).****

The book in which this story is told was published at the end of November 1881, without attribution, by third-generation bookseller and publisher Edouard Dantu (in 1884, at the age of 54, he would die of liver cancer - he was too fond of feasts with “his dear writers” ) under the title “Vingt ans de police; souvenirs et anecdotes d'un ancien officier de paix" (“Twenty years of police; memories and stories of a former police officer”). It was sold for 3 francs.

The title “officier de paix” or “officier de la paix” in France at that time was held by police officers with a rank below the commissioner, but with powers partly equal to those of the commissioner. There is no established special translation of this title in Russian (I thought about the option “police subcommissar”, but rejected it), and in pre-revolutionary sources I came across either the funny “Peaceful Officer”,* then the clearly unsuccessful “quarter”,** or the too general “ police officer.”*** Therefore, I will use the expression “law enforcement officer” here, although it is also not very successful. Modern English-language authors use the word “captain”.****

Конечно же, важно было установить, кто автор книги и насколько ему можно доверять. Первое указание на авторство я нашёл в одном позднем отзыве о книге (и только в нём из всех моих начальных источников раскрывалось, что авторов было двое):

Of course, it was important to establish who the author of the book was and how much he could be trusted. I found the first indication of authorship in one late review of the book (and it was the only one of all my initial sources that revealed that there were two authors):

Si les Mémoires de Claude ne se recommandent ni par leur authenticité ni par leur mérite littéraire, il en est tout autrement d'un livre paru il y a tantôt quatre ans sous ce titre : Vingt ans de police; souvenirs et anecdotes d'un ancien officier de paix (Paris, Dentu, 1881, 1 vol. in-12). L'ouvrage, sans nom d'auteur, est dû à la collaboration de deux personnes : l'une, M. Lombard, officier de paix, mort aujourd'hui, en a surtout fourni les éléments, que l'autre, également bien placée pour connaître ce dont il parle et dont nous respecterons l'anonymat, a rassemblés et mis en œuvre. A côté d'aperçus très justes sur la préfecture de police, le livre contient plusieurs historiettes politiques, criminelles ou mondaines, agréablement contées et qui toutes ont le grand mérite d'être scrupuleusement vraies.

Если «Мемуары» Клода не рекомендуются ни по своей достоверности, ни по своим литературным достоинствам, то совсем другое дело книга, опубликованная почти четыре года назад под названием «Двадцать лет полиции: Воспоминания и рассказы бывшего офицера правопорядка» (Париж, Дантю, 1881, 1 т. ин-12). Работа, без имени автора, создана в результате сотрудничества двух человек: один, г-н Ломбар, офицер правопорядка, ныне покойный, в основном предоставил ингридиенты, а другой, в равной степени хорошо осведомлённый о предмете повествования, чью анонимность мы будем уважать, собрал их и превратил в книгу. Помимо очень точных описаний префектуры полиции, в книге содержится несколько историй политического, криминального или бытового характера, рассказанных приятно, и каждая из них имеет то большое достоинство, что она скрупулёзно правдива.

If Claude's Memoirs are not recommended either for their authenticity or for their literary merit, it is quite different for a book published almost four years ago under this title: Twenty Years of Police; memories and anecdotes of a former police officer (Paris, Dentu, 1881, 1 vol. in-12). The work, without the name of the author, is due to the collaboration of two people: one, Mr. Lombard, the police officer, who died today, mainly provided the elements, while the other, equally well placed to know what he is talking about and which we will respect anonymity, has collected and implemented it. Alongside very accurate overviews of the police headquarters, the book contains several political, criminal or social stories, pleasantly told and all of which have the great merit of being scrupulously true.

Но, как показал дальнейший поиск, впервые имя Ломбара было раскрыто ещё в начале 1880 года, за несколько недель до того как это сочинение начала печатать видная газета бонапартистского направления «Фигаро» (её тираж тогда составлял от 80 до 100 тыс. экз.), воспретив как переводы так и перепечатки. Выдала секрет газета республиканского направления «L’Événement» («Событие»), а дополнительного яда вскоре добавила газета из того же лагеря «Le Petit Parisien» («Маленький парижанин»):

But, as a further search showed, the name of Lombard was first revealed at the beginning of 1880, a few weeks before the prominent Bonapartist newspaper Figaro began publishing this work (its circulation then ranged from 80 to 100 thousand copies), prohibiting both translations and reprints. The secret was revealed by the Republican newspaper L'Événement (The Event), and the newspaper from the same camp, Le Petit Parisien (The Little Parisian), soon added additional poison:

Le Figaro fait grand bruit autour d’un roman intitulé : Vingt ans de police, et qui serait dû à la plume d’un auteur mystérieux et des plus experts en pareille matière.

C’est bien là le secret de Polichinelle. Le fameux feuilleton est tout simplement l’œuvre de M. Lombard, officier de paix et ancien chef du service politique à la préfecture de police.

«Фигаро» наделала много шума вокруг романа под названием «Двадцать лет полиции», который, как говорят, является произведением загадочного автора и одного из лучших знатоков в подобных вопросах.

В действительности это секрет Полишинеля. Знаменитая история – это просто произведение г-на Ломбара, офицера правопорядка и бывшего начальника политической службы в префектуре полиции.

Le Figaro is making a lot of noise around a novel entitled: Twenty Years of Police, which is said to be the work of a mysterious author and one of the most expert in such matters.

This is indeed the open secret. The famous story is quite simply the work of Mr. Lombard, police officer and former head of the political service at the police headquarters.

Samedi soir, à huit heures, est décédé dans son domicile, 6, quai du Marché-Neuf, M. Lombard, l'ancien officier de paix, chef du service d'espionnage politique qui, après s'être illustrè dans l'affaire Rouvier, avait été forcé de donner sa démission.

Il avait demandé sa pension de retraite, il y a quelque temps, et le conseil municipal ne l'avait accordée, on s'en souvient, qu'après un rapport d'une commission médicale.

M. Lombard n'est regretté que par ses anciens agents bonapartistes, aujourd'hui répartis dans d'autres services.

Il mettait à contribution leur fidélité pour ses informations au Globe (direction Savary) et au Figaro.

A propos de ce dernier journal, comment vat-il faire maintenant pour publier certain travail annoncé autrefois sous le titre : Vingt ans de police, ouvrage dont l'auteur mystérieux n'était autre que feu M. Lombard?

В субботу вечером, в восемь часов, в своем доме, 6, на набережной Марше-Нёф, скончался г-н Ломбар, бывший офицер правопорядка, глава службы политического шпионажа, который, отличившись в деле Рувье, был вынужден уйти в отставку.

Некоторое время назад он запросил пенсию по возрасту, и городской совет предоставил её, как вы помните, только после заключения медицинской комиссии.

О г-не Ломбаре пожалеют только его бывшие бонапартистские агенты, которые теперь разбросаны по другим службам.

Он полагался на их лояльность в отношении своей информации в газетах «Глоб» [«Планета»] (при руководстве Савари) и «Фигаро».

Что касается этой последней газеты, то как она теперь опубликует некое сочинение, ранее анонсированное под названием «Двадцать лет полиции», сочинение, загадочным автором которого был не кто иной, как покойный г-н Ломбар?

Saturday evening, at eight o'clock, died in his home, 6, quai du Marché-Neuf, Mr. Lombard, the former police officer, head of the political espionage service who, after having distinguished himself in the affair Rouvier, had been forced to resign.

He had requested his retirement pension some time ago, and the municipal council had only granted it, as you will recall, after a report from a medical commission.

Mr. Lombard is only missed by his former Bonapartist agents, now spread across other services.

He relied on their loyalty for his information in the Globe (Savary management) and the Figaro.

Regarding this last paper, how will it now publish certain work formerly announced under the title: Twenty years of police, a work whose mysterious author was none other than the late Mr. Lombard?

Но ничего, «Фигаро», хоть и не порадовала умиравшего Ломбара печатными строками его историй (весь март она извинялась перед читателями, что из-за обилия материалов вынуждена на неделю... и ещё на неделю... и ещё... отложить публикацию обещанной сенсационной рукописи), но всё же 14 апреля начала публикацию, за подписью JALB (в оглавлении номера и в дальнейших публикациях подпись выглядела как Jalb), отведя ей 2/3 полосы. Подпись в самом деле содержала инициалы Жюстина Ломбара J и L – но, как видим, не только их:

But nothing, Figaro, although it did not please the dying Lombard with the printed lines of his stories (all March they apologized to readers that, due to the abundance of materials, they were forced to postpone for a week... and another week... and another... publication of the promised sensational manuscript), but still began publication on April 14, signed JALB (in the table of contents of the issue and in subsequent publications the signature looked like Jalb), allocating 2/3 of the page to it. The signature actually contained Justine Lombard's initials J and L - but, as we see, not only them:

Публикация продолжалась примерно такими же крупными порциями по средам и завершилась XI главой в номере за 28 июля. Но, насколько я заметил даже без тщательной сверки, компоновка в газете отличалась от той, что в книге. Финальная глава в газете примерно соответствует XIV главе в книге, но содержит, например, и пассажи из I главы книги. Всего в книге XV глав, плюс две ненумерованные главы или, скорее, части о тайных агентах и о действиях французской полиции за рубежом, плюс Заключение и плюс хронологические списки руководителей полиции.

Историей же о поддельных монетах оканчивается предпоследняя из газетных публикаций, в номере за 21 июля, и текст там отличается от книжного лишь несколькими стилистическими поправками и исправлением одной ошибки в имени. Ввиду кончины Ломбара очевидно, что продолжал править текст второй автор или же редактор, если таковой у Дантю был. (Хотя в газетных рекламах и обзорах книги конца 1881 года по-прежнему и речи не было ни о каком втором авторе, единоличным автором называли всем понятного бывшего офицера правопорядка; хвалили прекрасный стиль, точность и занимательность сюжетов.)

The publication continued in approximately the same large portions on Wednesdays and ended with Chapter XI in the July 28 issue. But, as far as I noticed even without careful verification, the layout in the newspaper was different from that in the book. The final chapter in the newspaper roughly corresponds to Chapter XIV in the book, but contains, for example, passages from Chapter I of the book. The book contains a total of XV chapters, plus two unnumbered chapters, or rather parts, about secret agents and the actions of the French police abroad, plus a Conclusion and plus chronological lists of police leaders.

The story about counterfeit coins ends with the penultimate newspaper publication, in the July 21 issue, and the text there differs from the book only in a few stylistic corrections and the correction of one mistake in the name. In view of Lombard's death, it is obvious that the second author or editor, if Dantu had one, continued to edit the text. (Although in newspaper advertisements and reviews of the book at the end of 1881 there was still no mention of any second author, the sole author was called an understandable former law enforcement officer; the excellent style, accuracy and entertaining plots were praised.)

Этот второй автор, чью анонимность в 1885 году уважал Видок-сын, позже был тоже раскрыт, и сейчас он, Альбер Бизуар (вот они, A и B в имени автора в «Фигаро»), всюду указывается как единственный автор этой книги. Кстати, в скане Гугл-букс имеется его дарственная надпись коллеге, так что он изначально не слишком, по-видимому, заботился о своей анонимности:

This second author, whose anonymity was respected by Vidocq-son in 1885, was later also revealed, and now he, Albert Bizouard (here they are, A and B in the author's name in Le Figaro), is indicated everywhere as the sole author of this book. By the way, in the Google Books scan there is his dedicatory inscription to a colleague, so initially he apparently did not care too much about his anonymity:

Об Альбере Бизуаре практически ничего не известно, как констатируется в докторской диссертации Марии дель К. А. Вильяэскуса, представленной в Университет Кордовы в 2016:

Almost nothing is known about Albert Bizouard, as stated in the doctoral dissertation of María del C. A. Villaescusa, submitted to the University of Cordoba in 2016:

ALBERT BIZOUARD (1843–19...?) Autor del que no se han podido extraer datos biográficos, aunque buena parte de sus obras estén en la BNF (Gallica). Sí se sabe que nació en París y que fue durante años “chef de bureau honoraire de la préfecture de police”, de ahí el título de una de sus obras: Vingt ans de police: souvenirs et anecdotes d’un ancien officier de paix (Paris: E. Dentu, 1881).

АЛЬБЕР БИЗУАР (1843–19...?) Автор, биографические данные которого не удалось найти, хотя значительная часть его работ находится в НБФ (Галлика). Известно, что он родился в Париже и в течение многих лет был «начальником управления ветеранов префектуры полиции», отсюда и название одной из его работ: «Двадцать лет полиции: Воспоминания и рассказы бывшего офицера правопорядка» (Париж: Э. Дантю, 1881).

ALBERT BIZOUARD (1843–19...?) Author from whom no biographical data could be extracted, although a good part of his works are in the BNF (Gallica). It is known that he was born in Paris and that for years he was “chef de bureau honoraire de la préfecture de police”, hence the title of one of his works: Vingt ans de police: souvenirs et anecdotes d'un ancien officier de paix (Paris: E. Dentu, 1881).

В историю французской литературы Бизуар вошёл как один из родоначальников жанра криминального повествования. Его книга 1893 года «Le Crime de la rue Chanoinesse» («Преступление на ул. Канониссы»), выдержавшая много переизданий и переведённая на несколько языков, доступна в Сети в упомянутой диссертации Марии Вильяэскуса (оригинал и перевод на испанский язык).

Известны работы Альбера Бизуара 1850-х годов, публиковавшиеся в прессе, а порой и отдельными брошюрами. Интересующему нас автору их приписать трудно: получалось бы, что редакции газет, причём известных и престижных, помещали статьи 14–16-летнего школьника, да ещё и подписные (что было своего рода привилегией, дававшейся мэтрам пера). Это, мягко говоря, весьма и весьма маловероятно. Либо неточна дата его рождения (она приведена без ссылки на источник на сайте НБФ), либо это публикации его полного тёзки.

Судя по названиям, это исторические очерки, политические обзоры, рецензии и др.* Одной из первых, как ни курьёзно это выглядит в нашем контексте, стала рецензия в газете «Le Pays» («Держава») за 1 апреля 1857 года «De la fabrication des monnaies en France» («О производстве монет во Франции») – довольно школярский полуполосный (!) пересказ книги об истории монетного дела, выпущенной директором Руанского монетного двора г-ном Дюма.

Bizouard entered the history of French literature as one of the founders of the genre of crime storytelling. His 1893 book "Le Crime de la rue Chanoinesse" ("The Crime on Canonesse Street"), which went through many editions and translated into several languages, is available online in the mentioned dissertation of María Villaescusa (original and translation into Spanish).

The works of Albert Bizouard of the 1850s are known, published in the press, and sometimes in separate brochures. It is difficult to attribute them to the author we are interested in: it would turn out that the editors of newspapers, moreover, well-known and prestigious ones, published articles by a 14-16-year-old schoolchild, and even signed ones (which was a kind of privilege given to the masters of the pen). This is, to put it mildly, very, very unlikely. Either his date of birth is inaccurate (it is given without reference to the source on the BNF website), or these are publications of his full namesake.

Judging by the titles, these are historical essays, political reviews, reviews, etc.* One of the first, no matter how curious it may seem in our context, was a review in the newspaper “Le Pays” (“The Country”) for April 1, 1857 “De la fabrication des monnaies en France" (“On the production of coins in France”) is a rather scholarly half-page (!) retelling of a book about the history of coinage, published by the director of the Rouen Mint, Mr. Dumas.

Попалась мне и его (если это, повторюсь, он) рецензия на книгу военной поэзии 1858 года,* а М. Дрейфус в мемуарах о парижской сцене 1862–72 годов упоминает, что Бизуар, уже служа в префектуре полиции, вместе с чиновником министерства просвещения А. д'Артуа написали драму «Capitaine Ripaille», которая была поставлена в театре Бомарше.**

I also came across his (if it is, I repeat, him) review of a book of military poetry from 1858, * and M. Dreyfous, in his memoirs about the Parisian scene of 1862–72, mentions that Bizouard, already serving in the prefecture of police, together with an official of the Ministry of Education A. d'Artois wrote the drama "Capitaine Ripaille", which was staged at the Beaumarchais Theater.**

В мемуарах Э. Бержера упоминается, что Бизуар вёл обозрение злачных мест (cocotteries) в парижской газете «Le Gaulois» («Галл»).* Эта газета основана в 1868 году, так что тут уже явно речь о нужном нам Бизуаре. Последнее известное мне упоминание о нашем Бизуаре относится к февралю 1899 года, когда он участвовал в банкете.** Впрочем, в нескольких газетных переизданиях его «Преступления на ул. Канониссы» в начале 1900-х годов ни разу не было упомянуто, что автор скончался.

In the memoirs of E. Bergerat it is mentioned that Bizouard reviewed cocotteries in the Parisian newspaper “Le Gaulois” (“The Gall”).* This newspaper was founded in 1868, so he is clearly talking about the Bizouard we need. The last mention of our Bizouard that I know of dates back to February 1899, when he participated in a banquet.** However, in several newspaper reprints of his “Crime on the Canoness street" in the early 1900s, it was never mentioned that the author had passed away.

Пусть Бизуар и превратил в книгу устные (?) рассказы Ломбара, то есть технически и был автором книги, но за факты (а они-то нам прежде всего и важны!) в этом союзе, судя по всему, отвечал Ломбар. Поэтому я занялся им. И хоть вначале казалось, что сведений о нём в Сети совсем не густо, и даже портрета его я так и не нашёл, но мало-помалу находились новые детали, какие-то подробности, казавшиеся незначительными, в контексте эпохи и других свидетельств вдруг открывали нечто важное, и так далее, – всё как в любом биографическом розыске.

В итоге о Ломбаре у меня набралось материала на полновесный биографический очерк, который уже примерно на четверть написан начисто, и, если ничего не вмешается, то месяца через два этот очерк появится здесь на сайте. А в данной заметке, где Ломбар предстаёт всего лишь соавтором одной книжки, расскажу о нём весьма конспективно.

Even though Bizouard turned Lombard’s oral (?) stories into a book, that is, technically he was the author of the book, but Lombard, apparently, was responsible in this union for the facts (and they are most important to us!). So I started browsing for him. And although at first it seemed that there was not a lot of information about him on the Internet, and I never even found a portrait of him, little by little new details were found, some details that seemed insignificant, in the context of the era and other evidence suddenly revealed something important, and so on - everything is like in any biographical search.

As a result, I have enough material for a full-fledged biographical essay about Lombard, which is already about a quarter completely written, and if nothing interferes, then in about two months this essay will appear here on the website. And in this article, where Lombard appears as just a co-author of one book, I’ll tell you about him very briefly.

Жюстин Гийом Ломбар (1838–1880) был сыном виноторговца, вырос в одном из самых революционных районов Парижа, но избрал карьеру полицейского. И при отсутствии сильных протекций всего лет за семь дослужился до офицерского чина, предшествующего званию комиссара. А в 1870-м году, перевалив за середину своей 20-летней карьеры, он получил тяжёлое штыковое ранение при штурме баррикады, стал героем прессы и уже через три дня был награждён орденом Почётного легиона.

Рана, возможно, спасла ему жизнь. Летом 1870 года, когда Франция начала войну с Пруссией, и все были совершенно уверены в скорой победе, Ломбара отпустили подлечиться, он уехал из Парижа на юг, и был там, когда произошёл военный крах под Седаном, пала монархия, и в столице началась охота на полицейских. Он вступил в ополчение, но повоевать практически не успел, попав на фронт за день до подписания перемирия.

Новые органы власти, созданные в результате скоропалительно проведённых выборов под давлением Пруссии, оказались республиканскими по форме, но сильно роялистскими по взглядам депутатов и высших руководителей. Одним из следствий стало то, что выживших после прошлогодней резни полицейских начали возвращать на службу. Восстановили и Ломбара, да ещё и с ощутимым повышением. Ему поручили возглавить политический сыск, и некоторое время он также руководил личной охраной президента Тьера.

Эта вторая половина его карьеры была даже успешнее первой, и он показал себя, не побоюсь громкого слова, гением сыскной работы. Ломбар был асом вербовки стукачей во всех слоях общества, инициатором технических нововведений, вплоть до опытов с передачей изображений по телеграфу, что в начале 1870-х было на пике научного прогресса, гроссмейстером политических манипуляций, идеальным администратором, наладившим не только свою собственную службу, раскинувшуюся по всей Европе, но и обмен опытом и прямое сотрудничество спецслужб различных стран.

При этом, что отмечали и его редкие друзья и куда более многочисленные враги, он оставался достойным уважения человеком. Безупречно вежливым, весьма образованным, обаятельным, умным, а порою и сострадательным (я не уверен точно, но подозреваю, что Ломбар на суде узнал парнишку, который на баррикаде проткнул ему лёгкое штыком, однако заявил, что не может опознать нападавшего). Ломбара посылали для тайных переговоров с эмигрантами-коммунарами, и те не отказывались общаться с ним. И он прекратил давнюю практику своих предшественников устраивать политические провокации руками полицейской агентуры (хотя этому есть и опровержения).

Но интрига, которую Ломбар затеял в целях дискредитации левого депутата Рувье (во всяком случае, так это подали парламентарии), положила конец его карьере в марте 1879 года. Франция с конца 1877 года всё сильнее левела, и Ломбар, хранивший тонны компромата на тех, кто из опппозиции делался властью, был едва ли не главной костью в горле. Воспользовавшись делом Рувье (банкира, в недалёком будущем министра, а позже и дважды премьер-министра), Ломбара вынудили подать в отставку.

Кстати, «Маленький Парижанин» в приведённой выше цитате исказил историю с пенсией Ломбара. На самом деле, муниципальный совет её отменил, сочтя, вопреки заключениям врачей, что здоровье Ломбара совершенно не пострадало во время службы. А через два месяца Ломбар умер от лёгочного кровотечения, развившегося вследствие старой штыковой раны, и унёс все свои тайны в могилу. Потому что книга «Двадцать лет полиции» рисует читателю лишь видимую вершину айсберга, а на то, что под водой, в случшем случае смутно намекает.

Justine Guillaume Lombard (1838–1880) was the son of a wine merchant, grew up in one of the most revolutionary areas of Paris, but chose a career as a policeman. And in the absence of strong patronage, in just seven years he rose to the rank of officer, preceding the rank of commissar. And in 1870, having passed the middle of his 20-year career, he received a severe bayonet wound while storming a barricade, became a hero of the press and three days later was awarded the Order of the Legion of Honor.

The wound may have saved his life. In the summer of 1870, when France began the war against Prussia, and everyone was absolutely confident of an imminent victory, Lombard was released for treatment, he left Paris for the south, and was there when the military collapse near Sedan occurred, the monarchy fell, and a hunt began in the capital on policemen. He joined the mobilization troops, but practically did not have time to fight, having arrived at the front the day before the signing of the armistice.

The new authorities, created as a result of hastily held elections under pressure from Prussia, turned out to be republican in form, but strongly royalist in the views of deputies and senior leaders. One consequence was that survivors of last year's massacre of policemen began to be returned to duty. Lombard was also restored, and with a noticeable increase. He was assigned to head the political investigation, and for some time he also led the personal security of President Thiers.

This second half of his career was even more successful than the first, and he showed himself, dare I say it loudly, to be a genius of detective work. Lombard was an ace in recruiting informers in all strata of society, an initiator of technical innovations, including experiments with the transmission of images by telegraph, which in the early 1870s was at the peak of scientific progress, a grandmaster of political manipulation, an ideal administrator who established not only his own service, a sprawling throughout Europe, but also the exchange of experience and direct cooperation between intelligence services of different countries.

At the same time, as both his rare friends and much more numerous enemies noted, he remained a person worthy of respect. Impeccably polite, highly educated, charming, intelligent, and sometimes compassionate (I’m not sure exactly, but I suspect that Lombard at the trial recognized the boy who pierced his lung with a bayonet at the barricade, but stated that he could not identify the attacker). Lombard was sent for secret negotiations with the Communard emigrants, and they did not refuse to communicate with him. And he stopped the long-standing practice of his predecessors to organize political provocations at the hands of police agents (although there are refutations of this).

But the intrigue that Lombard started in order to discredit the left-wing deputy Rouvier (at least, that’s how the parliamentarians presented it) put an end to his career in March 1879. Since the end of 1877, France had been moving increasingly to the left, and Lombard, who stored tons of compromising evidence on those who from the opposition became the authorities, was perhaps the main bone in the throat. Taking advantage of the case of Rouvier (a banker, in the near future a minister, and later twice prime minister), Lombard was forced to resign.

By the way, “The Little Parisian” in the above quote distorted the story of Lombard’s pension. In fact, the municipal council canceled it, considering, contrary to the conclusions of doctors, that Lombard’s health had not suffered at all during the service. And two months later, Lombard died from pulmonary hemorrhage, which developed as a result of an old bayonet wound, and took all his secrets to the grave. Because the book “Twenty Years of Police” shows the reader only the visible tip of the iceberg, and at best only vaguely hints at what’s under the water.

Практически все рецензенты признавали эту книгу очень достоверной. Единственный, кто высказал иное мнение, это бывший глава тайного сыска М. Лагранж (1813–1896), которого ввиду слишком большой одиозности в 1871 году не стали возвращать на службу (даже ненадолго арестовали), отдав его должность Ломбару. В мемуарах, опубликованных в 1893 году, он всё ещё называет Ломбара единственным автором «Двадцати лет полиции».* Правда, кто бы нам гарантировал честность самого Лагранжа, а также его объективность в отношении Ломбара. Но всё же примем к сведению:

Almost all reviewers found this book to be very reliable. The only one who expressed a different opinion was the former head of the secret investigation M. Lagrange (1813–1896), who, due to too much odiousness, was not returned to service in 1871 (even briefly arrested), giving his position to Lombard. In his memoirs published in 1893, he still names Lombard as the sole author of “Twenty Years of Police.”* Well, who would guarantee us the honesty of Lagrange himself, as well as his objectivity in relation to Lombard. But let's take note:

Cet incident, assez curieux, a été rapporté très inexactement dans un livre intitulé Vingt ans de police, écrit par M. Lombard, qui fut officier de paix sous M. Thiers.

Je ne pourrais d'ailleurs comparer ce livre tout fantaisiste qu'à celui de Griscelli, avec, en plus, une singulière nota d'ingratitude, M. Lombard s'étant plu à attaquer M. Pietri (le jeune), à qui il devait sa situation et une décoration dont j'aurai occasion de parler à propos des troubles do 1870.

Этот довольно любопытный инцидент очень неточно описан в книге под названием «Двадцать лет полиции, написанной г-ном Ломбаром, который был офицером правопорядка под началом г-на Тьера.

Более того, я могу сравнить эту весьма фантастическую книгу лишь с книгой Гричелли, с прибавлением, кроме того, особой нотки неблагодарности, поскольку г-н Ломбар с удовольствием нападал на г-на Пьетри (младшего), кому он был обязан своим положением и наградой, о которой мне будет случай сказать в связи со смутами 1870 года.

This rather curious incident was reported very inaccurately in a book entitled Twenty Years of Police, written by Mr. Lombard, who was a police officer under Mr. Thiers.

Moreover, I could only compare this very fanciful book to that of Griscelli, with, in addition, a singular note of ingratitude, Mr. Lombard having taken pleasure in attacking Mr. Pietri (the young one), to whom he owed its situation and a decoration of which I will have occasion to speak in connection with the troubles of 1870.

(Смутами 1870 года мемуары Лагранжа заканчиваются, эти главы напечатаны в июне 1893 года, но о Ломбаре там не упоминается.)

(Lagrange’s memoirs end with the troubles of 1870; these chapters were published in June 1893, but Lombard is not mentioned there.)

Вот, собственно, и достаточно предыстории, давайте теперь прочтём у Ломбара с Бизуаром историю о монетке, столь встревожившей политиков и полицейских (я внёс в текст несколько поясняющих сносок):

That's enough background history, let's now read Lombard and Bizouard's story about the coin that so alarmed politicians and police (I added a few explanatory footnotes to the text):

(p. 209:) Vers la fin de 1873 ou au commencement de 1874, un journal allemand* annonça la mise en circulation en France de pièces d'argent de cinq francs frappées à l'effigie de Napoléon IV.

_______

* Voir ci-dessous les résultats de recherche pour cette publication.

Malgré l'invraisemblance de cette nouvelle, M. L. Renault** jugea néanmoins prudent de faire faire des vérifications immédiates.

_______

** Léon Renault (1839–1933), préfet de police en 1871–1876, chef du Lombard.

Le fait signalé pouvait précéder ou accompagner une tentative de restauration du régime impérial*** et, dès lors, il était indispensable de se renseigner au plus vite. Les services de la Préfecture de police n'avaient aucune connaissance d'un acte aussi invraisemblable et l'on crut à une facétie du journaliste tudesque, dans le but de troubler la quiétude du gouvernement français.

_______

*** Ci-dessous, je vais vous dire dans quelle mesure les autorités de ces années-là craignaient Napoléon IV.

Cependant, il fallait chercher.

Les marchands de médailles installés sur les quais étant constamment à l'affût des collections ou des pièces isolées à vendre, à acheter ou à échanger, ce (p. 210:) fut auprès d'eux qu'on songea à prendre quelques renseignements.

L'un des industriels auxquels on s'adressa déclara qu'il connaissait effectivement l'existence des pièces de cinq francs dont on lui parlait; il ajouta qu'il n'était pas certain de pouvoir s'en procurer une et promit une réponse définitive pour le lendemain.

L'existence des fameuses pièces venait donc d'être établie; aussi à partir de ce moment les démarches du marchand furent-elles étroitement surveillées.

Vingt-quatre heures après, l'agent qui avait joué le rôle de courtier allait retrouver son homme et lui rappelait sa promesse de la veille.

– Ma foi, je puis vous avoir ce que vous m'avez demandé, répondit l'étalagiste; mais, poursuivit-il d'un air embarrassé, cela vous coûtera un peu cher, car il m'est impossible de vous laisser la pièce à moins de cent francs.

L'agent se récria sur le prix, puis finalement il revint peu après prendre livraison de la pièce sur la face de laquelle se détachaient les traits fort ressemblants de Napoléon IV.

La surveillance exercée sur les allées et venues du (p. 211:) marchand avait permis de connaître d'une manière presque certaine la provenance des pièces signalées. La prudence commandait d'attendre que des explications officiellement provoquées vinssent confirmer ou détruire les soupçons.

Une perquisition fut ordonnée et pratiquée au domicile du marchand, qui ne put nier avoir vendu la pièce qu'on lui représentait. Il affirma ne pas connaître le nom de la personne qui la lui avait procurée, mais il abandonna bientôt son système de dénégation, lorsqu'il s'aperçut que l'on en savait au moins autant que lui. Il ne fit aucune difficulté pour indiquer le nom et l'adresse de son cédant.

Celui-ci était un ancien employé de l'Hôtel des Monnaies d'une nation voisine et entendait la numismatique de singulière façon.

Il faisait fabriquer partout où il le pouvait et dans des conditions de discrétion absolue, des médailles commémoratives de divers événements plus ou moins contemporains, puis il vendait ensuite aux amateurs ces médailles apocryphes, comme de véritables pièces historiques lui ayant demandé de patientes et coûteuses recherches.

(p. 212:) On découvrit ainsi chez cet individu, au milieu d'un grand nombre d'autres spécimens, une collection de médailles en plomb représentant les principaux actes de la Commune de Paris en 1871.

Ces médailles n'avaient jamais été frappées pendant l'insurrection, elles étaient l'œuvre de notre industriel, qui les vendait fort cher à des amateurs trop crédules. Il est certes cruel d'enlever des illusions, même à un numismate, mais la vérité nous contraint à déclarer que les rares pièces de cinq francs en argent à l'effigie du fils de Napoléon III figurant dans des collections privées, n'ont, hélas! aucune valeur historique. Elles n'ont été créées que dans le but mercantile d'exploiter chez certains hommes politiques la religion du souvenir, et chez les numismates la passion qui aveugle les collectionneurs les plus érudits.

Pour ces derniers, le souvenir de l'aventure arrivée dans des circonstances analogues à l'académicien Michel Chasles,**** adoucira sans doute l'amertume de leur déception.

_______

**** Il s’agit d’un faux grandiose et sensationnel de la fin des années 1860. Dans la publication de journal, Philarète Chasles a été nommé ici par erreur.

Quant aux « coins» ayant servi à frapper les pièces en question, ils ne purent être retrouvés; on sut (p. 213:) seulement que la frappe avait été faite à Bruxelles, sur la commande d'un particulier et comme médaille curieuse.

L'affaire n'eut donc aucune suite judiciaire, et si nous la tirons de l'oubli dans lequel elle est restée, c'est afin d'édifier les savants des siècles futurs et leur épargner, ainsi qu'à nos descendants, les volumineux mémoires qui ne manqueraient pas d'être produits à l'Académie sur cette intéressante question.

В конце 1873 или начале 1874 года одна немецкая газета* сообщила об обращении во Франции серебряных монет достоинством в пять франков, отчеканенных с изображением Наполеона IV.

_______

* См. ниже о результатах поиска этой публикации.

Несмотря на неправдоподобность этой новости, г-н Л. Рено**, тем не менее, посчитал целесообразным провести немедленную проверку.

_______

** Леон Рено (1839–1933), префект полиции в 1871–1876 гг., начальник Ломбара.

Сообщаемый факт мог предварять или сопровождать попытку восстановления имперского режима,*** и поэтому было важно как можно быстрее получить информацию. В службах Префектуры полиции ничего не было известно о таком невероятном деле, и предполагалось, что это розыгрыш тевтонского журналиста с целью нарушить спокойствие французского правительства.

_______

*** Ниже я расскажу, до какой степени власти в те годы опасались Наполеона IV.

Однако нужно было это расследовать.

Торговцы медалями, располагавшиеся на набережных, постоянно искали коллекции или отдельные экземпляры для продажи, покупки или обмена, и именно от них мы подумали получить какие-нибудь сведения.

Один из промышлявших этим, с которым мы говорили, заявил, что он действительно знал о существовании пятифранковых монет, о которых идёт речь; он добавил, что не уверен, сможет ли такую заполучить, и пообещал дать окончательный ответ на следующий день.

Итак, существование привлекших интерес изделий только что было подтверждено; так что с этого момента за действиями торговца пристально следили.

Двадцать четыре часа спустя агент, исполнявший роль маклера, отправился на поиски своего человека и напомнил ему о вчерашнем обещании.

— Ну, я могу достать вам то, что вы просили, — ответил коробейник. — но, — продолжал он со смущённым видом, — это будет стоить вам денег, потому что я не могу отдать вам эту вещь меньше, чем за сто франков.

Агент поспорил по поводу цены, а затем, в конце концов, вскоре вернулся, чтобы забрать изделие, на лицевой стороне которого выделялись черты, очень похожие на Наполеона IV.

Наблюдение за приходом и уходом торговца позволило почти наверняка узнать происхождение означенных предметов.

Благоразумие подсказывало нам подождать, пока не поступят официально оформленные объяснения, подтверждающие или развеивающие подозрения.

Был назначен и произведён обыск в доме торговца, который не мог отрицать, что продал показанную ему вещь. Он утверждал, что не знает имени человека, который добыл это для него, но вскоре отказался от своей позиции отрицания, когда понял, что полиция знает по меньшей мере столько же, сколько и он. Он без обиняков указал имя и адрес своего поставщика.

Тот оказался бывшим сотрудником Монетного двора соседней страны и исключительно разбирался в нумизматике.

Он изготавливал медали, посвящённые различным более или менее современным событиям, где только мог, сугубо по личному усмотрению, а затем продавал эти апокрифические медали любителям как подлинные исторические произведения, потребовавшие терпеливых и дорогостоящих разысканий.

Так, мы обнаружили у этого человека, среди большого количества других экземпляров, коллекцию свинцовых медалей, изображающих основные акты Парижской Коммуны 1871 года.

Эти медали ни разу не чеканились во время восстания, это была работа нашего фабрикатора, который продавал их по очень высокой цене слишком доверчивым любителям.

Конечно, жестоко развеивать иллюзии, даже у нумизмата, но истина заставляет нас заявить, что редкие серебряные пятифранковые монеты с изображением сына Наполеона III, появляющиеся в частных коллекциях, не имеют, увы! никакой исторической ценности. Они были созданы лишь с коммерческой целью эксплуатации у некоторых политиков религии памяти, а у нумизматов – страсти, которая ослепляет самых эрудированных коллекционеров.

У последних воспоминание о приключении, произошедшем при аналогичных обстоятельствах с академиком Мишелем Шалем,**** несомненно, смягчит горечь их разочарования.

_______

**** Речь о грандиозной нашумевшей подделке конца 1860-х. В газетной публикации здесь по ошибке был назван Филарет Шаль.

Что касается «штемпелей», которыми были отчеканены рассматриваемые монеты, то их найти не удалось; мы узнали только то, что чеканка была произведена в Брюсселе по заказу некоего человека под видом курьёзной медали.

Таким образом, дело не имело юридического исхода, и если мы выводим его из забвения, в котором оно пребывало, то лишь в назидание учёным будущих столетий, дабы избавить их, как и наших потомков, от объёмистых исследований, которые всенепременно были бы подготовлены в Академии по этому интересному вопросу.

Towards the end of 1873 or the beginning of 1874, a German newspaper* announced the circulation in France of five-franc silver coins struck with the effigy of Napoleon IV.

_______

* See below for search results for this publication.

Despite the implausibility of this news, Mr. L. Renault** nevertheless considered it prudent to have immediate checks carried out.

_______

** Léon Renault (1839–1933), prefect of police in 1871–1876, chief of Lombard.

The fact reported could precede or accompany an attempt to restore the imperial regime*** and, therefore, it was essential to obtain information as quickly as possible. The police headquarters had no knowledge of such an improbable act and it was believed to be a prank by the Tudesque journalist, with the aim of disturbing the peace of the French government.

_______

*** Below I will tell you to what extent the authorities in those years feared Napoleon IV.

However, you had to search.

The medal dealers installed on the quays being constantly on the lookout for collections or isolated pieces to sell, buy or exchange, it was from them that we thought of obtaining some information.

One of the industrialists we spoke to declared that he was indeed aware of the existence of the five-franc pieces that we were talking to him about; he added that he was not sure if he could obtain one and promised a definitive answer by the next day.

The existence of the famous pieces had therefore just been established; so from that moment on the merchant's actions were closely monitored.

Twenty-four hours later, the agent who had played the role of broker went to find his man and reminded him of his promise from the day before.

“My goodness, I can get you what you asked for,” replied the window dresser; but,” he continued with an embarrassed air, “it will cost you a little, because it is impossible for me to let you have the piece for less than a hundred francs.

The agent protested about the price, then finally returned shortly after to take delivery of the piece on the face of which stood out the very similar features of Napoleon IV.

The surveillance exercised over the comings and goings of the merchant had made it possible to know with almost certainty the origin of the pieces reported. Prudence dictated that we wait until officially provoked explanations came to confirm or destroy the suspicions.

A search was ordered and carried out at the merchant's home, who could not deny having sold the piece shown to him. He claimed not to know the name of the person who had gotten it for him, but he soon abandoned his system of denial when he realized that they knew at least as much as he did. He made no difficulty in indicating the name and address of his assignor.

He was a former employee of the Mint of a neighboring nation and understood numismatics in a unique way.

He had medals made commemorative of various more or less contemporary events wherever he could and under conditions of absolute discretion, then he then sold these apocryphal medals to amateurs, as true historical pieces having required patient and costly research.

We thus discovered in this individual, among a large number of other specimens, a collection of lead medals representing the main acts of the Paris Commune in 1871.

These medals had never been struck during the insurrection, they were the work of our industrialist, who sold them at a very high price to overly gullible amateurs. It is certainly cruel to remove illusions, even from a numismatist, but the truth compels us to declare that the rare silver five-franc coins bearing the image of the son of Napoleon III appearing in private collections, have not, Alas! no historical value. They were only created for the commercial purpose of exploiting among certain politicians the religion of remembrance, and among numismatists the passion which blinds the most erudite collectors.

For the latter, the memory of the adventure which happened in similar circumstances to the academician Michel Chasles,**** will undoubtedly soften the bitterness of their disappointment.

_______

**** This refers to a grandiose, sensational fake of the late 1860s. In the newspaper publication, Philarète Chasles was mistakenly named here.

As for the “coins” used to strike the coins in question, they could not be found; we only knew that the strike had been made in Brussels, on the order of an individual and as a curious medal.

The case therefore had no legal outcome, and if we bring it out of the oblivion in which it remained, it is in order to edify the scholars of future centuries and spare them, as well as our descendants, the voluminous memoirs which would not fail to be produced at the Academy on this interesting question.

Немецкая статья или, вернее, заметка точно была. Я не нашёл её оригинал, но Гугл навёл меня на её перепечатку в ежедневной вюрцбургской газете за 19 мая 1874 года. Подобные перепечатки тогда были широко распространены и обычно появлялись в пределах от одного дня до одной-двух недель после оригинала, но если материал был не слишком злободневным, то промежуток между оригиналом и перепечаткой мог быть и дольше. Вот эта заметка:

Indeed, a German article, or rather a note, appeared to exist. I couldn't find the original, but Google pointed me to a reprint of it in a Würzburg daily newspaper for May 19, 1874. Such reprints were then widespread and usually appeared within one day to one or two weeks after the original, but if the material was not very topical, then the gap between the original and the reprint could be longer. Here's the note:

Was die Unverschämtheit der französischen Imperialisten betrifft, so ist folgendes Stückchen nicht ohne seinen Werth. Birmingham hat längst seinen Ruf als „legale Falschmünzerei“. Daselbst sind die berühmten Coburger Sechser, wohl aus Erinnerung an des Prinzen Albert Stammland, späterhin die Myriaden berufener österreichischer Sechser geprägt worden, bis selbst die schlechte der papiernen Scheidemünze vorzuziehen war. Man nennt das legale Falschmünzerei, denn der innere Gehalt des englischen Fabritats war genan der ursprünglichen Normalmünze gleich an Werth, nur hatte der Fabrikant nicht das Recht ber Präge und des inländisch erlaubten Profits an der Mischung der Metalle. Jeßt hat man in England französische Fünf-Franken-Thaler mit dem Bildniß des bleichen Sprößlings Napoleons III. und Eugeniens prägen und ausgeben iaffen. Der Junge wird mit Napoleon IV. darauf bezeichnet. Die Thaler unterscheiden sich von französischer Münze außerdem dadurch, daß auf dem Rande die üblichen Worte: „Dieu protége la France“ (Gott schüße Frankreich) weggelassen sind. Diese Erkenntniß Seitens des Bonapartismus, baß Gott unter seiner Herrschaft Frankreich nicht beschüßen könne, ist nicht zu mißachten. Die Leute fangen an, sich selbst zu erkennen.

Баварская газета сообщила читателям не совсем то, о чём вспоминал Ломбар, и тому могут быть разные причины или их совокупность: от ошибки памяти до того, что в префектуре прочли какую-то другую заметку, а не ту, что перепечатала «Нойе Вюрцбюргер Цайтунг». Вот перевод заметки:

Относительно наглости французских сторонников империи, не лишена ценности нижеследующая заметка. Бирмингем уже давно имеет репутацию «легальной индустрии подделок». Здесь чеканились знаменитые кобургские шестёрки, вероятно, в память о родине принца Альберта, а позже было отчеканено несметное количество знаменитых австрийских шестёрок, пока даже плохие среди них не стали предпочтительнее бумажных денег.* Это называется легальной подделкой, поскольку проба у английского монетного двора была такой же, как и у оригинальной стандартной монеты, только производитель не имел права чеканки и получения разрешенной внутри страны прибыли от смеси металлов. В Англии сейчас чеканят и выпускают французские пятифранковые талеры с портретом бледного отпрыска Наполеона III и Евгении. На них мальчика подписали Наполеоном IV. Талеры отличаются от французских монет ещё и тем, что с края опущены обычные слова: «Dieu protége la France» (Боже, благослови Францию). Это прозрение бонапартистов, что Бог не может поражать Францию ​​при их правлении, не следует игнорировать. Люди и сами начинают всё больше это осознавать.

The Bavarian newspaper did not tell readers exactly what Lombard recalled, and there may be various reasons for this or a combination of them: from a memory error to the fact that they in the prefecture read some other note, and not the one that the Neue Würzbürger Zeitung reprinted. Here is the translation of the note:

As far as the impudence of the French imperialists is concerned, the following piece is not without its value. Birmingham has long had a reputation as a “legal counterfeiting industry”. The famous Coburg sixes were minted there, probably in memory of Prince Albert's native land, and later the myriad of famous Austrian sixes were minted until even the bad ones were preferable to the paper coin.* This is called legal counterfeiting, because the internal content of the English mint was the same in value as the original standard coin, only the manufacturer did not have the right to mint and make the domestically permitted profit on the mixture of metals. In England, French five-franc thalers with the portrait of the pale offspring of Napoleon III and Eugenia were minted and issued. The boy is labeled Napoleon IV on it. The thalers also differ from French coins in that the usual words: “Dieu protége la France” (God bless France) are omitted from the edge. This recognition on the part of Bonapartism, that God cannot bombard France under his rule, should not be ignored. People are starting to recognize themselves.

_______

* Речь идёт о монетах достоинством 6 крейцеров начала XIX в. Видимо, в наши дни это неполиткорректная тема, и нумизматы о ней помалкивают, за редкими исключениями, да и то в виде кратких дипломатичных упоминаний мимоходом: «Бирмингем. Это всегда было место, где процветали частные монетные дворы. Вначале это, как правило, были секретные операции на задворках, где, вежливо говоря, производились монеты неофициального характера».

Coburger Sechser

_______

* Coins in denominations of 6 kreuzers from the early 19th century are mentioned. Apparently, these days this is a politically incorrect topic, and numismatists remain silent about it, with rare exceptions, and only in the form of brief diplomatic mentions in passing: «Birmingham. It has always been a place where private mints thrived. In the early days these tended to be secretive back street operations where to put it politely they produced coins of an unofficial nature.»

Нам сейчас наверняка кажется абсурдным то внимание, какое префектура уделила всему этому инциденту. Но в ту эпоху это таким не выглядело. Заметим, что даже газета в баварском Вюрцбурге сочла для своих читателей эту тему достойной помещения на первой странице номера. Заметим также, что подана новость не как криминальная (о фальшивомонетничестве) и тем более не как нумизматическая, а как актуально-политическая, на тему возможной реставрации империи во Франции. Тем более в Париже всё это точно так же и было воспринято.

Французы помнили, как возвратился из первой ссылки Наполеон Бонапарт, и власть предержащие совершенно не хотели повторения подобного сценария с Наполеоном IV. Знаток парижских кулуаров Ш. Вирмэтр (1835–1903) в своей книге о парижской полиции, изданной тем же Дантю, посвятил целую VII главу забавным историям о том, как бонапартисты разыгрывали власти, эксплуатируя их страхи перед возвращением Наполеона IV из английской эмиграции.* Пущенные ложные слухи и нарочитые действия приводили в движение не только членов правительства и отряды полиции, но однажды в 1873 году и эскадрилью из семи броненосных фрегатов!

Now it probably seems absurd to us, so great attention that the prefecture paid to this entire incident. But in that era it didn’t look like that. Note that even a newspaper in the Bavarian Würzburg considered this topic worthy of being placed on the first page of the issue for its readers. Let us also note that the news was presented not as criminal (about counterfeiting), and certainly not as numismatic, but as topical and political, relating the possible restoration of the empire in France. Moreover, in Paris all this was perceived in exactly the same way.

The French remembered how Napoleon Bonaparte returned from his first exile, and those in power absolutely did not want a repetition of a similar scenario with Napoleon IV. An expert on the Parisian sidelines, C. Virmaître (1835–1903), in his book about the Parisian police, published by the same Dentu, devoted the entire VII chapter to funny stories about how the Bonapartists played the authorities, exploiting their fears of the return of Napoleon IV from English emigration. False rumors and deliberate actions set in motion not only members of the government and police detachments, but once in 1873 a squadron of seven armored frigates!

Итак, всё как будто разъяснилось. Немецкая печать узнала о наполеоновском 5-франковом «талере»; приписала его изготовление столице контрафактного чекана Бирмингему, тем более, что и императорская семья проживала в Англии. Префектура выяснила, как всё было на самом деле. Политической опасности не оказалось, затея была чисто мошеннической. Дело закрыто.

Мне оставалось найти хорошие изображения этого 5-франковика в Сети для украшения заметки. В успехе поиска была практически полная уверенность. Но на самом деле успех превзошёл мои ожидания. В Сети нашлась целая серия номиналов, не только серебряных, но и бронзовых (10-центовик; а упоминаются* ещё и золотой и бронзовый 5-франковики), чеканенных от имени Наполеона IV!

So, everything seemed to be clarified. The German press learned about Napoleon's 5-franc "thaler"; attributed its production to the capital of counterfeit coinage, Birmingham, especially since the imperial family lived in England. The prefecture found out how everything really happened. There was no political danger; the idea was purely fraudulent. Case is closed.

All I had to do was find good images of this 5-franc coin on the Internet to decorate the note. There was almost complete confidence in the success of the search. But in fact, the success exceeded my expectations. A whole series of denominations was found on the Internet, not only silver, but also bronze (10-cent; and gold and bronze 5-franc coins are also mentioned*), minted in the name of Napoleon IV!

Серебро. Вес ~26 г. Диаметр 37 мм. Ориентация сторон монетная ↑↓. Гурт рифлёный.

Silver. Weight ~26 g. Diameter 37 mm. Orientation coin alignment ↑↓. Edge reeded.

Серебро. Вес 10,42 г. Диаметр 27 мм. Ориентация сторон монетная ↑↓. Гурт рифлёный.

Silver. Weight 10.42 g. Diameter 27 mm. Orientation coin alignment ↑↓. Edge reeded.

Серебро. Вес 4,93 г. Диаметр 23 мм. Ориентация сторон монетная ↑↓. Гурт рифлёный.

Silver. Weight 4.93 g. Diameter 23 mm. Orientation coin alignment ↑↓. Edge reeded.

Серебро. Вес 2,5 г. Диаметр 18 мм. Толщина 2 мм. Ориентация сторон монетная ↑↓. Гурт рифлёный.

Silver. Weight 2.5 g. Diameter 18 mm. Thickness 2 mm. Orientation coin alignment ↑↓. Edge reeded.

Серебро. Вес 1,4 (1) г. Диаметр 15 мм. Ориентация сторон монетная ↑↓. Гурт рифлёный.

Silver. Weight 1.4 (1) g. Diameter 15 mm. Orientation coin alignment ↑↓. Edge reeded.

Бронза. Вес 9,5 (10) г. Диаметр 30,7 (30) мм. Ориентация сторон монетная ↑↓. Гурт гладкий.

Bronze. Weight 9.5 (10) g. Diameter 30.7 (30) mm. Orientation coin alignment ↑↓. Edge plain.

При рассмотрении этих изображений нетрудно заметить, что часть из них – это подделки, различающиеся деталями чекана. Конечно, различия такого рода есть и в любом официальном выпуске монет, но там они обусловлены крупными тиражами, износом и заменой штемпелей. Вряд ли это могло иметь место в данном случае. Резчиком всюду под профилем Наполеона IV указано одно лицо (C. de F.). А тираж явно не мог быть сопоставим с объёмами производства государственных монетных дворов.

Также привлекает внимание, что на всех монетах, кроме 10 сантимов, имя пишется не вполне верно (Napoleon вместо Napoléon). Не знаю, в чём тут дело, но и на официальных монетах Наполеона III писалось так же, Napoleon.

Любопытно сравнить 5-франковики 1870 и 1874 годов. Могла ли чеканка с датой 1870 в самом деле производиться в 1870 году? На мой взгляд, вероятность этого стремится к нулю.

В условиях обвально проигрываемой войны и перетряски государственного устройства мне трудно себе представить и идейную разработку и тем более техническое воплощение частного чекана подобной оппозиционной монеты. (Оппозиционной почти всем, потому что после Седана и вплоть до перемирия в начале 1871 года во Франции господствовали самые антинаполеоновские настроения.)

Но ещё важнее, что для бонапартистов (и даже просто для нейтральных специалистов по государственному праву) никаким императором Наполеоном IV в 1870 году 14-летний имперский принц Луи Наполеон никак не мог быть.

When examining these images, it is easy to notice that some of them are fakes, differing in the minting details. Of course, differences of this kind exist in any official issue of coins, but there they are due to large circulations, wear and replacement of stamps. This is unlikely to be the case in this project. Everywhere under the profile of Napoleon IV, one person is indicated as the engraver (C. de F.). And the circulation clearly could not be comparable with the production volumes of state mints.

It also attracts attention that on all coins, except for 10 centimes, the name is spelled incorrectly (Napoleon instead of Napoléon). I don’t know what’s the matter, but on the official coins of Napoleon III it was written the same way, Napoleon.

It is interesting to compare the 5-franc coins of 1870 and 1874. Could the coinage with the date 1870 actually have been produced in 1870? In my opinion, the probability of this tends to zero.

In the conditions of a landslide-lost war and a shake-up of the state structure, it is difficult for me to imagine the ideological development and, especially, the technical implementation of the private minting of such an opposition coin. (Opposition to almost everyone, because after Sedan and until the armistice at the beginning of 1871, the most anti-Napoleonic sentiments prevailed in France.)

But what is even more important is that for the Bonapartists (and even just for neutral specialists in state law), the 14-year-old imperial prince Louis Napoleon could not have been Emperor Napoleon IV in 1870.

Луи Наполеон в форме младшего лейтенанта инфантерии. Фото 18 июня 1870 г.

Louis Napoleon in the uniform of an infantry second lieutenant. Photo June 18, 1870.

Вильгельм Кампхаузен. Наполеон III в плену у Бисмарка в 1870 году. 1878 (репродукция 1915 г.)

Wilhelm Camphausen. Napoleon III captured by Bismarck in 1870. 1878 (1915 reproduction).

Его отец, император Наполеон III, находившийся второй день в прусском плену, был смещён с престола 4 сентября 1870 года даже не голосованием парламентариев, а просто вышедшим на трибуну и провозгласившим этот факт депутатом-республиканцем Гамбеттой. Поскольку зал парламента в тот момент был наполнен революционно настроенными и предположительно отчасти вооружёнными парижанами, парламентарии всех взглядов здраво рассудили, что опротестовывать происходящее было бы слишком рискованно.

Сколь-нибудь легитимное общенациональное голосование по вопросу нового государственного устройства состоялось в оккупированной на треть Франции лишь в феврале 1871 года. С этого времени хотя бы есть правовые основания считать монархию легитимно прекращённой. Но это для нейтрального человека. Для бонапартиста же важнее, что император Наполеон III от престола не отрекался, из эмиграции против своего низвержения протестовал и никому свой титул не передавал вплоть до своей кончины в Англии 9 января 1873 года.

His father, Emperor Napoleon III, who was in Prussian captivity for the second day, was removed from the throne on September 4, 1870, not even by a vote of parliamentarians, but simply by the Republican deputy Gambetta who came to the podium and proclaimed this fact. Since the parliament hall at that moment was filled with revolutionary-minded and presumably partly armed Parisians, parliamentarians of all views sensibly decided that it would be too risky to protest what was happening.

Any legitimate national vote on the issue of a new state structure took place in France, which was one-third occupied, only in February 1871. From this time on, at least there are legal grounds to consider the monarchy to be legitimately terminated. But this is for a neutral person. For a Bonapartist, it is more important that Emperor Napoleon III did not abdicate the throne, protested against his overthrow from emigration and did not transfer his title to anyone until his death in England on January 9, 1873.

В этот день бонапартист должен был решить, кому же теперь принадлежит верховная власть? Имперский принц был ещё несовершеннолетним. Вероятнее всего, главой империи должна была стать его мать, императрица Евгения, которой Наполеон III, отбывая на фронт, вверил регентство (хотя даже среди бонапартистов существовали и иные предложения). А Наполеон IV мог занять трон лишь 16 марта 1874 года, в день своего совершеннолетия.

On this day, a Bonapartist had to decide who now belongs to the supreme power? The Imperial Prince was still a minor. Most likely, the head of the empire should have been his mother, Empress Eugenie, to whom Napoleon III, leaving for the front, entrusted the regency (although even among the Bonapartists there were other proposals). And Napoleon IV could only take the throne on March 16, 1874, the day he came of age.

Так что бонапартист не мог придумать 5-франковик Наполеона IV с датой 1870. А вот мошенник, имитирующий бонапартиста, как раз мог, не особо вдаваясь в тонкости престолонаследия, а просто рассудив, что прежнего императора свергли в 1870-м, значит, тогда же и появился новый.

Но чеканка, конечно, не могла состояться в военно-революционный 1870 год, да и сама идея подобного артефакта вряд ли родилась тогда. В 1870-м даже мошеннику было не до таких артефактов. Мне вероятной датой чеканки 5-франковика 1870 года представляется год 1873, когда умер Наполеон III и начались толки по поводу Наполеона IV.

So a Bonapartist could not come up with a 5 francs coin for Napoleon IV with the date 1870. But a swindler imitating a Bonapartist could, without particularly going into the intricacies of succession to the throne, but simply reasoning that the former emperor was overthrown in 1870, which means at the same time a new one appeared.

But minting, of course, could not have taken place in the military and revolutionary year of 1870, and the idea of such an artifact itself was unlikely to have been born then. In 1870, even a fraudster had neither time nor birth conditions for such artifacts. It seems to me that the probable date for the minting of the 5 francs of 1870 is the year 1873, when Napoleon III died and speculations about Napoleon IV began.

Возможно, именно этот 5-франковик 1870 года люди Ломбара и нашли при обыске в доме мошенника. Если бы вся серия номиналов 1874 года или хотя бы её часть уже была в наличии на момент обыска, то и её нашли бы, но в мемуарах Ломбара нет упоминания об этом. Хотя забыть такое за пять лет, прошедших между расследованием и написанием мемуаров, довольно трудно. Ведь упоминает же Ломбар несколько других любопытных фальшивок, найденных при обыске.

Perhaps it was this 5 francs coin from 1870 that Lombard’s people found during a search in the swindler’s house. If the entire series of denominations of 1874, or at least part of it, had already been available at the time of the search, then it would have been found, but there is no mention of this in Lombard’s memoirs. Although it is quite difficult to forget this in the five years that have passed between the investigation and the writing of memoirs. After all, Lombard mentions several other interesting fakes found during the search.

Но как же появилась серия номиналов 1874 года? Что касается даты, то тут мошенника могли сразу же поправить его покупатели, среди которых наверняка были бонапартисты, разбиравшиеся в предмете. А что касается расширения его аферы с одной монеты на целую монетную серию, то и это вполне объяснимо. Всякую успешную бизнес-идею надобно развивать! Особенно если ты убедился, что полиция, даже добравшись до тебя, не усмотрела в этой идее ничего, заслуживающего судебного преследования!

До чеканщиков лже-монет люди Ломбара не добрались, так что в Брюсселе с удовольствием исполнили новый расширенный заказ изобретательного парижанина. Возможно даже, что это в самом деле состоялось в 1874 году.

В нумизматической литературе высказывались разные предположения о том, кто мог изготовить эти монеты; назывались имена брюссельских чеканщиков Бришо (Brichaut), Адриана Вейра (Adrien Veyrat), Карла Вурдена (Charles Wurden), которым приписывались также монеты с уничижительными надписями и сатирическими изображениями Наполеона III после Седана.* Обсуждалась (но, скорее, была отклонена) версия, что C. de F. – это не инициалы гравёра, а аббревиатура швейцарского города Ла-Шо-де-Фон (La Chaux-de-Fonds), крупного центра часовой промышленности, а буква Е на 10 сантимах – это не чей-то фирменный знак, а просто сокращение от слова Essai (образец).** Жаль, что никто не попытался поискать ответы в архивах парижской полиции.

But how did the series of denominations of 1874 appear? As for the date, the fraudster could be immediately corrected by his customers, among whom there were probably Bonapartists who understood the subject. As for the expansion of his scam from one coin to an entire coin series, then this is quite understandable. Every successful business idea needs to be developed! Especially if you are convinced that the police, even when they got to you, did not see anything in this idea that deserved prosecution!

Lombard's people did not get to the minters of false coins, so in Brussels they gladly fulfilled the new expanded order of the inventive Parisian. It is even possible that this actually took place in 1874.

There have been various speculations in the numismatic literature about who might have made these coins; the names of Brussels minters Brichaut, Adrien Veyrat, Charles Wurden were mentioned, to whom coins with derogatory inscriptions and satirical images of Napoleon III after Sedan were also attributed.* A version was discussed (but rather rejected) that C. de F. is not the initials of the engraver, but an abbreviation of the Swiss city of La Chaux-de-Fonds, a major center of the watch industry, and the letter Е on 10 centimes is not someone’s trademark, but simply an abbreviation for the word Essai (sample).** It is a pity that no one tried to look for answers in the archives of the Parisian police.

Хотя сам я, будучи, с подачи Ю. А. Лебедева, эвереттистом-многомирщиком, не абсолютизирую историческую истину. В многомировой Вселенной наверняка были миры, где всё случилось так, как здесь предположил я, а были миры, где всё случилось иначе. Если в том мире, где пребываешь ты, мой читатель, или где пребываю я, однажды найдётся новое свидетельство, опровергающее мои умопостроения и пролагающее иную причинно-следственную цепочку событий в этой нумизматической истории, это просто будет означать, что ты или я осознаём себя в иной параллели. Не хуже и не лучше всех других параллелей. Разве что более или, наоборот, менее вероятной.

Although I myself, being, after Yu. A. Lebedev, a many-worlds Everettist, do not absolutize historical truth. In the many-worlds Universe, there were surely worlds where everything happened as I suggested here, and there were worlds where everything happened differently. If in the world where you, my reader, reside, or where I reside, one day new evidence is found that refute my speculations and lay out a different cause-and-effect chain of events in this numismatic story, it will simply mean that you or I are aware of ourselves in another parallel. No worse and no better one than all other parallels. Just more or, conversely, less likely one.

А мне остаётся, вернувшись в мир политики, завершить эту историю из мира мошеннической нумизматики.

Попав с отцом на войну, 14-летний Луи Наполеон испытал при первом боевом крещении, как пишет Википедия, психологическую травму. После 4 сентября принц переправился в Бельгию, оттуда в Англию к матери, успевшей 4 сентября бежать из Парижа, а в начале 1871 года к ним присоединился и отец, освобождённый из прусского плена после завершения войны.

And all that remains for me, is, returning to the world of politics, to complete this story from the world of fraudulent numismatics.

Having gone to war with his father, 14-year-old Louis Napoleon experienced psychological trauma during his first baptism of fire, as Wikipedia writes. After September 4, the prince crossed to Belgium, from there to England to his mother, who managed to escape from Paris on September 4, and at the beginning of 1871, his father, released from Prussian captivity after the end of the war, joined them.

Наполеон III с сыном в эмиграции в Лондоне. Фото 1872 г.

Napoleon III with his son in exile in London, photo 1872

Французская императорская семья в эмиграции в Кэмден-Плейс (Чизлхёрст, ныне в черте Лондона). Фото 1872 г.

The French Imperial Family in exile, Camden Place, in Chislehurst (now within London), photo 1872.

Блестящий юноша августейших кровей и с довольно непризрачными в 1870-х годах шансами вернуть отцовский престол, он поступил в Британский военный колледж в Вулидже, окончил его в 1878 году и начал службу в артиллерии. Тяготясь зависимостью от матери, он сумел получить разрешение отправиться на англо-зулусскую войну, начавшуюся 11 января 1879 года. На передовую его не допускали, но 1 июня 1879 года (за месяц до победы англичан), в ходе разведки на территории, считавшейся спокойной, отряд, куда входил Луи Наполеон, столкнулся с отрядом из 40 зулусов. В завязавшемся бою «маленький принц», как его звали (и у героя Сент-Экзюпери слишком много удивительных сходств с Луи Наполеоном, чтобы это объяснить случайными совпадениями), был убит, получив 18 ран от копий. Его смерть не прервала цепь престолонаследий в его династии, но окончательно закрыла все шансы восстановления монархии во Франции.

A brilliant young man of august blood and with rather non-slim chances of regaining his father's throne in the 1870s, he entered the British Military College in Woolwich, graduated in 1878 and began serving in the artillery. Weighed down by his dependence on his mother, he managed to get permission to go to the Anglo-Zulu War, which began on January 11, 1879. He was not allowed to the front line, but on June 1, 1879 (a month before the British victory), during reconnaissance in territory considered calm, a detachment that included Louis Napoleon encountered a detachment of 40 Zulus. In the ensuing battle, the “little prince,” as he was called (and the hero of Saint-Exupery has too many amazing similarities with Louis Napoleon to explain this by coincidence), was killed, receiving 18 wounds from spears. His death did not break the chain of succession to the throne in his dynasty, but completely closed all chances of restoring the monarchy in France.

Луи Наполеон в эмиграции в Лондоне. Фото 1878 г.

Louis Napoleon in exile in London, photo 1878

Поль Жамин. Смерть имперского принца. 1882 г.

Paul Jamin. La mort du Prince impérial. 1882.

По случаю этой кончины кто-то выпустил ещё одну псевдомонету работы другого резчика (нескромно подписавшегося именем Barre, настоящего резчика штемпелей для монет Наполеона III). Я нашёл лишь её странный вариант с огромным ухом, но в описании лота сказано, что это редкая разновидность среди данных монет, чеканенных более адекватным штемпелем.

On the occasion of this death, someone issued another pseudo-coin by another carver (immodestly signed by the name Barre, the real carver of Napoleon III coin dies). I found only its strange version with a huge ear, but the lot description says that this is a rare variety among these coins, minted with a more adequate stamp.

Серебро. Вес 9,57 г. Диаметр 30 мм. Ориентация сторон монетная ↑↓. Гурт гладкий.

Silver. Weight 9.57 g. Diameter 30 mm. Orientation coin alignment ↑↓. Edge plain.

Кострома, 13 апреля 2024

Kostroma, April 13, 2024