На главную    costroma.k156.ru    k156.ru    

Якутская песня о водке XVII века,

или Арыгытчан аллах




Вице-губернатор Василий Львович Приклонский (1852—1898 или 1899) в 1890-х гг.

Вице-губернатор В. Л. Приклонский в 1890-х гг.

www.yakutskhistory.net

В первом выпуске «Живой старины» (1890-й год) на стр. 63—83 помещён первый из серии очерков члена-сотрудника Императорского Русского Географического Общества Василия Львовича Приклонского (1852—1898 или 1899) «Три года в Якутской области» (он был там, начиная с 1881 г.) с приложениями: 125 загадок параллельно на якутском и русском языках (стр. 26—30 следующей пагинации), а за ними на стр. 30—33 сразу же зацепившая меня якутская «Песня про водку», сложенная, как сказано в редакционном примечании после текста, «в первое время доставления в город Якутск казенных спиртных напитков». Значит, её можно датировать 17-м веком, поскольку в ней повествуется о водке, завозимой из Москвы, а уже с начала 18 в., по данным к. и. н. Н. В. Сметневой (www.weblancer.net/download/portfolio/358489/358489.doc), Якутск снабжался хлебным вином, выкуриваемым на сибирских казённых заводах.

Песня была весьма популярна на протяжении почти трёх веков, о чём можно судить по тому же примечанию редакции («...и с того времени перешла к их потомкам — нашим современникам»). И она в самом деле очень богата любопытными конкретными деталями, прекрасно построена, образна, эпична, публицистична, по-северному философична, словом, замечательна и как этнографический и как литературный памятник, и прямо-таки напрашивается в цитаты, рефераты, дипломы и учёные труды разного профиля.

Её безвестного автора или авторов можно сопоставлять и с нашим Венечкой Ерофеевым, и с целым учительно-назидательным литературным направлением в русской литературе середины-конца 18 в. (с той, правда, оговоркой, что якуты тут опередили русских самое малое на полвека), и с раблезианской струёй в более синхронной тут западноевропейской культуре, и, безусловно, со множеством других почтенных национальных эпосов.

Мифолог же отметит очевидные признаки сакральной сущности, свойственные в этой песне водочке — не предмету, а полноценному персонажу, даже героине, которая «высоко зачалась», которую в большей части песни избегают называть по имени, и проч.

В «Живой старине» даны параллельно якутский текст (как сообщает редакция на с. 33, он «верно напечатан по списку, доставленному г. Приклонским») и его перевод, сделанный казаком Якутского полка Н. И. Безносовым. Использовав текст Безносова как подстрочник, я попытался его ритмизировать и сделать немного более удобочитаемым. Что-то, по-моему, удалось, что-то явно нет (ритмического рисунка оригинала, например, не ищите у меня и близко), но особой охоты сидеть над его шлифовкой дальше у меня, признаюсь, нет, и вот почему. Подозреваю, что я, в сравнении с Безносовым, лишь сильнее отдалился от подлинника, напялив на него атрибуты наподобие русской былины или баллады, передвинув на сказовый манер ударения чуть не в половине слов, щедро сдобрив всё чисто русскими идиомами, архаизмами и анахронизмами, и т. п... Ну да — что вышло, то вышло, и да простят меня и якуты и якутоведы, и лингвисты, и читатели!

В частичное искупление этого хулиганства я после своего опыта привожу сканы исходной публикации в «Живой старине».

Е. Ш.

Живая старина 1890 г.

Песня про водку

Бойкой водочку ведь не напрасно зовут!

Славной водочка ведь не напрасно слывёт!

И не зря говорят: высоко зачалась!

И не зря говорят: в естестве родилась!

Ей в России сок охты настаивали,

ей в Москве мучны воды наваривали,

перемешивали, водку делывали!

По закону её доктора-господа

перепробовали: ай и зла, и сильна!

И в высоких палатах показывали,

и с высокой бумагой казаков звали,

и команду в густые леса привели.

В узко собранных штанах,

да в обтяжку сюртуках,

фуражки высокие, сапоги сафьянные,

по дубраве ходючи, добрых выбираючи,

звонко ударяючи, нужные роняючи,

стволы рассекаючи, пласти затесаючи,

складывали — будто песнь, схватывали — как глина,

скабливали — будто смех, стуживали — как игра.

Берёзу сбираючи, плоско затесаючи,

поперёк зарубивши, тесно-плотно сложивши,

с двух сторон рассверливши, воронку подставивши,

с громким пожурчанием заливали водочку,

шконт со стуком забили, сургучом оправили,

да печать серебряну со орлом оттиснули,

написали звание: бочка сороковая,

утвердили грамоткой, как вошло в присловие:

как шуга заблистала ночным серебром,

русским жемчугом как понеслась в перекат,

вольным воздухом вздуло как воды везде,

по восьми рукавам, с девяти истоков

государыни-Лены широкой реки,

тут крепили-готовили судно сильно:

много листвен на дно, много и на борта,

трое палуб на нём, якорь знатно тяжёл,

раздувается парус широким крылом,

нагружали впритык, ровно ввысь, ровно вширь,

состояли при том: в благородных чинах

всем смотритель, да писарь при нём Дураков,

да из русских ещё: молод-силен гребец,

бравый кормщик, солдат-часовой, да казак-

караульный, да бедный крестьянин-пастух, —

так пустились на милость широкой реки,

мати-Лены, под ветром пошли по шуге,

по стремнине неслись, и свернули в конце

на приветный песок во Якутском краю,

ночь не спав, днём не сидя, пока не пристав.

А оттоле старшины с вестьми о купцах

им навстречу идут, в честь их пушки палят,

по чинам принимают, да в судный приказ

о том письменно знать, как должно, подают.

Груз сперва набивают до верху в подвал,

а затем в кабаки, бочка к бочке на счёт,

а из бочек по вёдрам на меру разлив,

по осьминам лиют, в полуштоф черпают,

шкалики знай полнят, рюмочки подносят,

и бокалами тоже черпать не ленят.

За почтенными стремится, и к богатым тоже льстится,

с мудрыми поговорит, знатоков оповестит,

и законника встречает, а и бедного прельщает,

даже нищего нашла; и в недолги времена

кто в высоком доме жил — зажил в низеньком,

а широкий был дом — тех утеснила,

а украшены кровати переменила:

не кровать уж, а печь, не подушка — кирпич,

одеяло-то стало рогожею,

кушаки шелковы стали тальничной коры,

а серебряные — конопляными.

Ах, быстра ж ты, о чудо придуманное,

не обгонит тебя самый добрый скакун,

за серебряные деньги покупаемая,

старшиною в пути препровождаемая,

да чиновником русским присмотренная,

с шумом в путь ты пустилася, грозная!

Пышно держишь путь, диво дивное,

к цели ревнуя, укрепилася,

ты и девять улусов заполнила,

по семи улусам сплошь рысью прошла,

чтобы ближе стать — к закуске пристала,

чтобы неспешной быть — наливкою стала,

чтоб добро разорить — простою стала,

чтобы ум опьянить — спиртом стала,

чтоб веселье дать — фруктовой стала,

чтоб шаманство дать — ромом стала,

чтобы разум взбесить — вишневою стала;

в боченке — почетнее, во флягах — слаще,

в коже — свежее, во штофах — лучше,

в бутылках — выше, в стаканах — важнее,

в рюмках же ты благородней-честнее.

Эт-та-тай, ребята, кругом пошло,

и щедрее щедрых, и содомнее!

Уронить вздумала — к картам тут как тут,

невтерпёж ли ей — содом сделала,

рассердилася — драка вспыхнула,

обозлилася — раззорение,

проходить стала — голова ясней,

кто бранилися — замирила их,

кто дружилися — развела тех врозь,

как пошла во хмель — небо по плечи,

как во замыслы — море до колен!

Эх, враждебная! спеша, не торопится,

убывая, всё крупнее виднеется,

а теряясь, тотчас поднимается.



Якутская Песня про водку, Живая старина 1890 г.

Якутская Песня про водку, Живая старина 1890 г.

Якутская Песня про водку, Живая старина 1890 г.

Якутская Песня про водку, Живая старина 1890 г.




Высказаться